Добрый день, уважаемые Дамы и Господа!
Большое спасибо господину председателю за то, что и в этом году пригласил меня. Выступать в конце имеет как свои преимущества, так и недостатки. Во-первых, к этому времени «на кости уже остается мало мяса», но с другой стороны, это также дает мне возможность обосновать то, что я хочу сказать, не собственными словами, а ссылаясь на то, что было упомянуто выступающими до меня. Это все-таки более элегантно, в особенности, когда вы хотите «похвалить свою собственную кобылу».
Однако уважаемые Дамы и Господа!
На предыдущих выступлениях вы видели на экранах, как нам показывали временные диаграммы, на которых иллюстрировались изменения; это напоминает нам о том, что политиков – не исключая политиков, занимающихся экономикой – всегда возбуждают две вещи: временные диаграммы и георгафические карты. Возблагодарим Господа за то, что мы живем в такое время, когда нам нужно смотреть на временные диаграммы, а не на карты. Это определенно хорошая новость, и мы ожидаем, что это продолжится и в ближайшие годы. Так как до меня выступали эксперты по экономике, вероятно, вы по праву можете и должны ожидать от меня, чтобы я говорил о той пограничной зоне, где встречаются политика и экономика. Поэтому иногда я могу сказать что-то, о чем уже было сказано ранее, но в каждом случае я постараюсь представить это по-другому или подойти с другой точки зрения и сделать из этого другие выводы. Так что отнеситесь к моему выступлению, как к классической лекции по экономической политике, центральная тема которой – взаимодействие политики и экономики.
Прежде всего, я согласен с теми из выступавших до меня, кто говорил о том – возможно, наиболее ярко это выразил управляющий Центрального банка –, что в 2020 году начнется новый этап, и что мы уже можем наблюдать признаки этого. Это не было иначе и в начале предыдущего 10-летнего периода, он начался бурно с финансового кризиса, а настоящий период 2020–2030 годов – с пандемии, о которой я еще хотел бы сказать несколько слов в конце. Нам в Венгрии не стоит очень бояться этого, потому что нам повезло. В Венгрии существует два типа управленческих умений: умение испортить и умение исправить. Мы, явно предвзятым образом, но все же склонны интерпретировать венгерскую политику так: есть проблемы, и тогда люди выбирают вместо левого правительства национальное, правое правительство, затем мы исправляем проблемы, а затем, когда дела снова идут хорошо, люди снова возвращают левое правительство, они снова портят дела, и снова приходит правое правительство – таков наш обычный сценарий. Вот почему правые правительства не боятся кризисов – ведь именно кризисы показывают людям, почему хорошо, когда у нас национально ориентированное правительство, у которого такой национально ориентированный «компас». Вспомните, что в 2010 году мы точно так же начинали: наступил финансовый кризис, а затем вскоре наводнение – если вы еще помните –, красный шлам [авария на алюминиевом заводе – замечание переводчика], потом более крупное наводнение, затем миграция, затем Брекзит, а сейчас на нас свалилась пандемия. Вот примерно краткая хронология периода управления нашего правительства. Поэтому, поскольку мы не испугались всего вышеперечисленного, я предлагаю не дрожать и от возможно более жестких комментариев о коронавирусе в конце моего выступления.
Я также считаю правильным подход, выбранный президентом Центрального банка, а именно, что смотреть на результаты 2010–2020 годов нужно не для того, чтобы похлопать себя по плечу – об этом общественное мнение в Венгрии обычно отзывается не слишком лестно –, посмотреть на то, чего мы достигли нужно для того, чтобы точно знать, что нам нужно защищать. Если мы не поймем, благодаря чему мы достигли успехов, мы не сможем сказать, благодаря чему мы станем успешными в следующие десять лет, а если мы не сможем сказать, что являлось ключевым элементом успеха, мы не будем знать, каковы те элементы нашей экономической политики, которые обязательно должны быть защищены. Думаю, что доклад президента Центрального банка нам в этом очень помог. Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что у нас за спиной самые успешные десять лет за последние сто лет; над этим, конечно, можно и поиздеваться, ведь в бывшей коммунистической стране это самая банальная и дешевая шутка, потому что коммунизм был известен своей ложной пропагандой успеха; легко сказать, что тот, кто говорит об успехах, следует этой же школе. Но я обычно говорю об этом не с таким кратковременным подходом, а, вы увидите, что это имеет особый смысл; упоминая об успехах десяти лет, оставшихся позади, я хочу сказать о о самом главном.
Я хочу сказать о том, что я думаю, что нет другой нации, страны в мире, которая была бы способна к тому, что через сто лет после того, как у нее отняли две трети территории, после того как она потеряла 60% своего населения, через двадцать лет она стала вовлеченной в мировую войну, где было уничтожено наиболее «вирулентное», биологически активное, и экономически наиболее жизнеспособное население, затем был уничтожен наиболее важный класс национальной системы инстинктов – «кулачество» и крестьянство, а затем, в 56 году, бежало из страны 200 тысяч высоко квалифицированных людей, полностью мобильных, годных для эмиграции…; и через сто лет после начала этой серии катастроф мы можем сказать, что между девяностым и сотым годами нам удалось достичь такое успешное десятилетие, которое является беспрецедентным в окружающем нас мире. Итак, я говорю об успехе с той целью, чтобы привлечь внимание венгров к тому факту, что мы не обычная нация, одна из многих, но особая страна, способная достичь выдающихся результатов. И сам по себе тот факт, что мы находимся здесь и спустя сто лет, и после этого столетнего периода говорим о том, чего мы достигли за последние десять лет, этот факт на будущее должен дать нам силы, энергию, оптимизм, динамизм, способность действовать. Таким образом, когда я говорю об успехе, я хочу в стране мобилизовать энергию, а не затормозить развитие, признавая эти достижения. Я думаю, что достигнутый успех – это дополнительный аргумент для достижения следующего успеха. Итак, именно поэтому я думаю, что важно произнести это предложение – за нашей спиной десять самых успешных лет за последние сто лет.
Также верно все то, что мы слышали здесь в исторических сравнениях, об этом я не хочу говорить, о том, сколько этапов роста было за последние сто лет и как они сочетаются с нашими десятью или последними семью годами, а скорее хотелось бы сказать, что судя по тому, как быстро и за какой короткий срок нам удалось ликвидировать наше отставание, нет никаких сомнений в том, что эти десять лет были лучшими десятью годами и мы должны это ценить. Я еще раз повторяю: не для того, чтобы выразить друг другу признание, хотя иногда это тоже бы не помешало, ведь в венгерской культуре это не имеет больших традиций, но дело не только в том, что надо оценить достигнутые друг другом успехи, а дело в том, что стоило бы дорожить успехом по той причине, что именно это дает вам энергию для будущего. В то же время я согласен одновременно и с господином управляющим и с министром финансов в том, что выражать успех недостаточно с помощью индикаторов роста, потому что рост имеет истинную ценность только в том случае, если за ростом стоит устойчивая структура. Думаю, это ключевой вопрос. В венгерской истории, насколько я могу судить о ее экономических аспектах, я заметил, что, если экономические и финансовые равновесия нарушаются, то до поры до времени рост возможен, однако рано или поздно мы всегда упремся в стену. Таким образом, не следует стремиться к росту, который не основан на финансовой стабильности, в Венгрии не должна проводиться экономическая политика, которая направлена на рост без финансового равновесия. Я также согласен с обозначением тех областей, в которых мы достигли поворотного момента. Я только упомяну их, возможно, чтобы дать им больше веса или еще раз подчеркнуть их.
К 2012 году мы установили отметку дефицита ниже 3 процентов и с тех пор ее сохраняем. Мы снизили государственную долговую нагрузку с 82 до 66 процентов, и я думаю, что скоро мы опустимся ниже 60 процентов. Соотношение доли долга в иностранной валюте в государственном долге постоянно уменьшается, мы движемся к нулю, и, на мой взгляд, ноль – это лучшее число, и я и не успокоюсь, пока оно не будет достигнуто, поэтому нам не нужен долг в иностранной валюте, мы должны финансировать долг Венгрии в форинтах. Есть еще вопрос, отличающийся от предыдущего: в чьих руках находятся ценные бумаги, воплощающие государственный долг. Вопрос не только в том, в какой форме учитывается долг – в иностранной валюте или иным образом, но и в том, кому он принадлежит, и ноль – это хорошо не только, когда речь идет о соотношении долга в иностранной валюте и в форинтах, но и когда речь идет об иностранной собственности. Хорошо, если государственный долг Венгрии целиком находится в руках венгров. Если вы хотите держать в руках свою собственную судьбу, вы должны держать в руках свой собственный долг, поэтому мы стремимся к тому, чтобы государственными ценными бумагами Венгрии в как можно более высокой пропорции, а в конечном итоге и полностью владели только венгерские финансовые учреждения, венгерские компании и венгерские семьи. Президент Центрального банка не сказал, потому что, как я уже говорил, в Венгрии не принято ссылаться на собственный успех, поэтому вместо него сделаю это я, но здесь определенно стоит привести цифру, что по сравнению с 2012 годом наши расходы по уплате процентов по государственному долгу снизились на 900 миллиардов форинтов. Итак, благодаря политике Центрального банка, если считать, что монетарная (денежно-кредитная) политика способствовала экономическому успеху с помощью нескольких инструментов, одним из наиболее важных факторов, повлиявших на бюджет, было то, что в период между 2012 и 2019 годами, то есть за семь-восемь лет, благодаря монетарной политике, венгерское государство сэкономило 900 миллиардов форинтов на процентном бремени погашения задолженности. Все то, что мы смогли вложить в экономику, наши демографические программы и т. д., стало возможным именно благодаря монетарной политике Центрального банка. Хотелось бы напомнить всем, что финансы муниципалитетов также были приведены в порядок, а также удалось предотвратить нарушение баланса между спросом и предложением, кажется, это называется инфляцией, если я правильно понимаю. Даже будучи юристом, можно усвоить, что инфляция возникает тогда, когда пропорция спроса и предложения нарушается. В Венгрии этого явно не произошло, судя по низкой инфляции.
Я считаю важным то, на что ссылался министр финансов, однако я думаю, что это даже ключевой вопрос с точки зрения нашей уязвимости или нашей подверженности различным влияниям – мы восстановили баланс нашей внешней торговли: у нас было положительное сальдо экспорта и было достигнуто равновесие. Текущий платежный баланс был профицитным в течение десяти лет, а в прошлом году был небольшой, но, как я считаю, все еще терпимый дефицит, что означает, что удалось заживить одну из самых тяжелых ран венгерской экономики, то, чему я был свидетелем в течение последних тридцати лет своей работы в качестве депутата парламента при обсуждении всех бюджетов, когда мы думали о том, чтобы добиться роста, помочь росту с помощью правительственных инструментов, мы всегда должны были думать и о том, что в результате в конечном итоге, из-за содержания импорта в росте, баланс будет нарушен, баланс бюджета, а затем произойдет и нарушение внешнего баланса, или наоборот. Но суть в том, что я впервые вижу сейчас такое, на протяжении этих десяти лет, что инфляция держится под контролем, нам удалось запустить экономический рост, при чем ни внешнеторговый баланс ни платежный баланс не были нарушены.
Я также считаю важным равновесие на рынке труда, о котором, пожалуй, и не стоит подробно говорить, поэтому в целом утверждение о том, что за венгерским экономическим ростом стоят факторы равновесия, справедливо практически для всех областей национальной экономики.
Итак, если эти равновесия являются наиболее важной ценностью, вопрос заключается в том, как сохранить результаты равновесия минувших десяти лет в сильно меняющейся среде между 2020 и 2030 годами. Здесь мы подходим к очень интересному вопросу взаимосвязи политики и экономики, который я мог бы сформулировать и так: благодаря чему нам сопутствовал успех в течение последних десяти лет? На это существует довольно много ответов, некоторые из них поверхностные – их я просто перечислю.
Первый важный фактор успеха последних десяти лет заключается в том, что электорат предоставил нам полномочия на изменения. Я не утверждаю, что они дали этот мандат от хорошего настроения, но поскольку предыдущее правительство настолько развалило экономику в 2008-2009 годах, что у избирателей не осталось иного выбора, как дать нам широкие полномочия, это и называется две трети, мы это получили, таким образом, за всем, что мы делали, были полномочия, полученные от избирателей. Также и за фундаментальными и самыми рискованными реформами и изменениями стояли полномочия, полученные от избирателей.
Второе, что объясняет результаты этих десяти лет, состоит в том, что наши цели были ясными.
В-третьих, поскольку в 2010 году мы уже не впервые держали в руках бразды правления – у нас был опыт в прошлом, управленческие знания и видение, мы знали, что нужно изменить для того, чтобы изменилась система. У венгерских политиков, принимающих решения в экономической политике было достаточно смелости, потому что мы пошли на такие риски, о которых мы знали, что хотя они и вызовут огромные противодействия, но этим негативным реакциям и противодействиям мы сможем противостоять, мы сможем их выдержать, то есть сможем выдержать то давление, которое – теперь если вы вспомните 2010 год – оказывалось на Венгрию со стороны международных финансовых и политических рынков после объявления неортодоксальной венгерской политики управления кризисами. Этот риск нужно было оценить, и необходимо было прогнозировать, сможем ли мы выдержать это давление. И мы посчитали, что выдержим Так это и произошло. Важной частью этого является то, что другие упоминали здесь ранее: вопрос нашего брака с МВФ, вернее, нашего развода. В 2011 году, когда они сказали, что то, что мы делаем, недопустимо, у нас было два варианта. Один из них – принять то, что они говорят, и тогда все, о чем мы говорим сегодня, не произойдет, или сказать им: большое спасибо, это очень хороший совет, очень полезный совет, который обязательно сработает где-нибудь в другой части мира, но, к сожалению, на это здесь нет спроса. Мне лично пришлось это сказать господину Розенбергу, который сразу собрал свои вещи, сказав мне, что это будет иметь пагубные последствия, и ушел. И поэтому МВФ покинул Венгрию, что уже само по себе интересно, но сама отправка МВФ домой таким образом – нехитрое дело. Иными словами, для того, чтобы выпроводить гостя домой, показав ему на дверь, не нужно большого ума. Большой ум потребовался для того, чтобы два года спустя мы отправили им вдогонку их деньги, то есть нам надо было погасить кредит МВФ, так как, если бы мы отправили их, не зная, как мы собираемся погасить их кредит, то вы сами знаете, ведь вы вращаетесь в мире финансов, примерно какие последствия это могло иметь. Итак, мы сначала отправили их домой, а два года спустя, в августе 2013 года, мы также отправили им кредит, который мы взяли, то есть погасили его. Так что мы смогли выдержать.
Важным элементом минувших десяти лет является то, что, как я считаю, мы восстановили доверие экономических операторов, как внутренних, так и иностранных. Масштабные преобразования не могут быть осуществлены в экономике без того, чтобы экономические операторы верили, что: а) это имеет смысл, б) политическое руководство может это выполнить до конца. Я думаю, что были сомнения в 2010 году, и, возможно, в 2011 году, но за два года они рассеялись, и, в конце концов, субъекты, операторы венгерской экономики, то есть Вы, увидели, что к тому, о чем мы говорим, мы относимся всерьез, ведь мы делаем то, о чем мы говорим. Более того, через несколько месяцев они могли быть уверены, что эта экономическая политика даст свои видимые результаты, подтвержденные цифрами количественных показателей, если мы сможем ее довести до конца. И не сразу, а медленно, шаг за шагом мы восстановили доверие экономических операторов. Мы вернули доверие некоторых из них еще до победы на выборах. Вечная память Шандору Дэмьяну, я хотел бы упомянуть его имя, раз уж мы здесь, который уже в 2009 году сказал, что венгерская экономика должна проголосовать за перемены и наградить свим доверием готовящееся к принятию полномочий новое правительство. И он остался до конца при своем мнении, а затем и остальные друг за другом присоединились, и Палата, я полагаю, также была важнейшим участником в восстановлении доверия между политическим руководством и экономическими операторами, что является одной из важнейших предпосылок минувших десяти лет. А другая предпосылка связана с Петером Сийярто, которого сейчас здесь нет, хотя и он отвечает за определенный сектор экономической политики, который был способен в мире иностранных инвесторов, сначала в качестве государственного секретаря, курирующего мои внешнеполитические и внешнеэкономические связи, затем в ранге министра, непрерывно и успешно убеждать иностранных инвесторов в том, что то, что мы делаем, разумно и им выгодно к нам присоединиться. Вы только что видели цифры: в «стволе нашей пушки» находятся инвестиции, инвестиции на миллиарды, миллиарды евро, что, в частности, является результатом, назовем это так, в высокой степени проактивной, то есть инициативной венгерской политики в области иностранных инвестиций. Поэтому я считаю, что восстановление доверия экономических операторов было ключевым вопросом с точки зрения успеха прошедших десяти лет.
Нам также нужна была уверенность в себе. Я не хочу сейчас долго говорить об этом, потому что нас крайне редко обвиняют в том, что нам не хватает уверенности в себе. Однако, несомненно, уверенность в себе в том смысле, как мы здесь имеем ввиду – это не просто некое самохвальство или уверенность в своих политических взглядах и действиях, это в гораздо большей мере имеет интеллектуальную природу, а это более сложная вещь, то есть хватит ли у человека смелости поверить в то, что здесь что-то происходит, это кризис, и многие более богатые и более удачливые страны, чем мы, также ищут ответы на вызовы этого кризиса, и тогда не побоится ли человек поверить, что он придумал нечто, что отличается от того, что придумали все остальные. И в такие моменты очень часто и в моей голове возникает мысль, что, возможно, это не соответствует естественному порядку мира, когда мы видим правильное решение, а остальные – нет. И в такой ситуации человек прячет свою собственную идею в ящик стола, говоря, что на бумаге она может и хорошо выглядит, но если она не пришла в голову тем, кто больше и умнее нас, то и не стоит с ней экспериментировать. Это довольно естественный консервативный инстинкт. Но бывают моменты, когда вы должны сказать, что им, возможно, не пришло это в голову, а если мы поймем, почему они не пришли к тому же выводу, что и мы, тогда можно приступить к внедрению такой модели антикризисного управления, которую никто кроме нас не применяет, и может оказаться, что в конечном итоге прав был именно тот, кто ехал на автобане против движения, а не те, кто ехал в одном и том же направлении вместе с движением. Бывает и такое. Так что уверенность в себе, несомненно, в интеллектуальном смысле, будет полезна в таких ситуациях.
И здесь опять же, с точки зрения уверенности в себе, важно, что экономические операторы, субъекты, не оставили в одиночестве тех, кто принимает решения в области экономики и политики, а после того как мы взялись за дело, я хорошо помню ряд наших бесед с Шандором Чаньи о банковском налоге, который – понятным образом – вызывает отвращение у всех председателей банков, но несмотря на это, он меня непрерывно снабжал советами относительно того, что если мы уже делаем это, то как стимулировать экономику, улучшить занятость, и любым другим способом вернуть полученные ресурсы в экономику, чтобы, в конце концов, и банковский сектор мог сказать, что, возможно, у нас было три трудных года, но после того как мы выдержали это, довели дело до конца, через три года можно посмотреть на показатели, и если я правильно вижу показатели банковского сектора, то, похоже, эта история и вправду сбылась. Таким образом, возможно, банковскому сектору было трудно во время управления кризисом солидаризироваться с обществом и взять на себя часть нагрузки, но если вы посмотрите на сегодняшние показатели и положение банковского сектора, которое, конечно, не независимо от опыта председателя, приобретенного еще в качестве бывшего министра экономики, то можем сказать, что в целом, после очень сложного, обременительного управления экономическим кризисом, обременительного для банковского сектора, это успешный сектор в современной венгерской экономике. Настолько, что у него успехи не только в Венгрии, но и во всем регионе он, наш банковский сектор, становится все более доминирующим и успешным.
Ну, пожалуй, достаточно о поверхности успехов управления экономическим кризисом, потому что всё это экономика. Но где здесь место появлению политики, которая изо всего, о чем я говорил до сих пор, в конечном итоге заварит тот «микс» экономической политики, как вы здесь обычно это называете, который излечивает пациента и укрепляет ослабленное тело? В любом случае, большой секрет политики именно в том, о чем я сейчас буду говорить. Все постоянно задают этот вопрос и ищут, в чем причина того, что что-то работает или – нет. Так что же делает одну и ту же идею экономической политики успешной в одной стране и неудачной в другой? А также какая экономическая политика может быть успешной в той или иной стране а почему другая в этой стране терпит неудачу? Поэтому человек, особенно после определенного возраста, стремится все свои знания, которые представляют весьма сложное множество информации в его голове, свести к одному фактору или к одному числу. У тренеров по футболу уже давно есть мечта о том, чтобы у игроков был такой показатель, в котором можно сконцентрированно вместить знания о каждом элементе игры, и если мы нашли это число, если бы оно существовало, то мы смогли бы мгновенно и с легкостью выбрать лучшую сборную мира даже в Венгрии. И каждый ищет этот единственный фактор. Так обстоит дело и в политике. Мы также ищем ту единственную вещь, которая даст ответ на вопрос, что работает, а что – нет. И, конечно, история решит, нашли ли мы ее или – нет, но я думаю, что, может быть, одна из причин этих десяти лет, одна из важных причин этих успешных десяти лет, или, скорее, одна из самых решающих причин десяти успешных лет состоит в том, что у нас возникли некоторые идеи по поводу этого одного числа, этого единственного коэффициента, этого последнего объяснения, конечного корня, в чем причина того, что это работает? А в политике это значит не что иное, как то, насколько ты можешь понять свой народ, то сообщество, во главе которого ты стоишь. Как ты его понимаешь? Что ты о нем думаешь? Чего он хочет? Что заставляет его достигать результатов, а что вызывает сопротивление? Вот что нужно как-то найти. Конечно, либералы высмеивают это, по их мнению, такой вещи, как национальный характер и не существует, и еще добавляют всякие подобные суждения, что такие вещи смешны, но я убежден, что залогом, сутью успешного управления является как раз то, что они отрицают – понимание национального характера и ее гармонизация, координация с отраслевыми компонентами политики.
Что мы увидели или на что мы сделали ставку? Потому что если объявить экономическую политику, которая будет соответствовать, культурно-антропологическим особенностям людей, назовем это так, культурно-антропологическим особенностям нации, то эта политика будет работать, тогда люди будут в ней участвовать. Однако если ты будешь проводить не такую экономическую политику, в которой люди чувствуют себя комфортно, которую считают правильной и справедливой, то они будут сопротивляться. И экономическая политика, которая сталкиваетя с сопротивлением со стороны наиболее важного действующего лица – народа, насколько хорошо бы она не выглядела на письменном столе или в либеральных учебниках по экономике, никогда не будет работать. И вот, как я думаю, мы подходим к самому важному вопросу периода после 2010 года: от чего, при какой экономической и социальной политике венгры чувствуют себя хорошо «в своей шкуре». Потому что, вопреки идеям либералов, не все народы чувствуют себя хорошо в одной и той же «шкуре». Конечно, есть и похожие вещи. Скажем, свобода нужна всем, но это всего лишь небольшая деталь существования, жизнь состоит из гораздо большего количества вещей, из семьи, отношений между личностью и сообществом, и я мог бы перечислять дальше. Мы думали, я и сейчас думаю о Венгрии, что, поскольку каждому народу нужна своя «шкура», в которой он чувствует себя комфортно, нам нужно и сейчас найти ту формулу, а также и в течение следующих десяти лет – уже в изменившихся обстоятельствах – найти и активизировать ту формулу, которая будет стимулировать людей к достижению дополнительных результатов. Я думаю, что о венграх можно сказать, что венгры в основном желают гордой жизни. Это ключ ко всему. Венгры хотят быть гордыми. Я не знаю, когда и как это было закодировано в нас, но я думаю, что это ключ ко всему. Мы и лично хотим гордиться тем, что мы делаем, не просто хотим быть хорошими людьми, это, конечно, необходимый минимум, но и чтобы гордиться тем, что мы делаем, и по отдельности, индивидуально, и вместе. Мы хотим гордиться нашими собственными результатами, результатами нашей семьи и результатами всей нашей страны. Вот чего нам надо достичь. Пока все казалось бы просто, но только венгры – непростая порода, и они хотят гордиться не любой ценой. Потому что венгр терпеть не может, когда трубят перед собой. Таким образом, если ему прикажут: будь гордым, то он «дафке» [всем назло (язык идиш) – комм. переводчика] не будет гордиться, так не получится, это означало бы – трубить перед собой, так не делается, и он также не любит еще одну вещь: он не склонен к самолюбованию. Он хочет гордиться таким образом, чтобы при этом не надо было любоваться собой, так как венгры – по своим инстинктам в основном целомудренная порода. Сочетание гордости и целомудрия – вот что мы должны были найти. И эти народные инстинкты нужно было как-то активизировать нашей экономической политикой. И я думаю, что у нас это получилось. Я могу с уверенностью сказать, что в период между 2010 и 2020 годами в Венгрии проводилась экономическая политика, основанная на выявлении и сочетании двух очень важных элементов венгерского характера: венгр хочет быть одновременно успешным, гордым и в то же время хочет быть скромным. Его результаты должны быть признаны и без того, чтобы ему самому надо было о них говорить. Он ожидает, чтобы о них говорил премьер-министр, вот почему говорю об успехе последних десяти лет именно я, потому что сами венгры никогда не будут говорить об этом, мы их хорошо знаем. Конечно, многие – как мне сказать? – воспринимают это как неспособность оценить успех, но не я, потому что я прекрасно знаю, что венгры ценят этот успех, но они считают что это не их дело – говорить о нем, а ожидают, чтобы внешний мир сообщил им об этом. Они ожидают это от своего соседа, своих коллег и своих руководителей. Я думаю, что это именно то сочетание, которое дает, скажем так, культурно–антропологическую основу всей экономической политики, и это не что иное, как знание своего народа, которое мы либо имеем либо – нет. В общем итоге, я хотел сказать вам, что большой секрет именно в этом. Наши люди взялись за реализацию этой экономической политики потому, что они думали – в отличие от некоторых других стран, которые говорят, что небольшие усилия, скромная жизнь, есть народы, которые в своем основании имеют эту философию –, наши люди сказали – серьезные усилия, гордая жизнь. И мы двигаемся в этом направлении. Я не говорю, что это уже есть у всех, что это справедливо по отношению ко всем, и что в каждом уголке страны это работает именно так – я не берусь это утверждать, но страна движется к этому: серьезные результаты, гордая жизнь – в этом я полностью убежден. Кстати, на следующих выборах на кону будет именно то, правда, сейчас мы собрались не для этого, будем ли мы продолжать это.
Вот почему я думаю, что коммунизм был наказанием Божиим. Мы также собрались не для этого, это тема другого выступления, но коммунизм был наказанием Божиим не только потому, что он разрушил страну экономически, но и потому, что он хотел использовать противоположную систему мотивации. Ведь тебе не разрешалось гордиться ни как нации, это считалось национализмом, ни на уровне личности нельзя было выделяться из общей массы, – тогда тебе срезали голову. Так что это было наказанием Божиим. Конечно, нацисты также были для нас наказанием Божиим, у них проблема была в том, что они дискредитировали чувство гордости, связав его с расовой теорией. А гордость не является расовой проблемой, как не является ею и национальная идентичность. Несомненно, данное политическое направление выдвинуло национальную гордость на передний план, однако нацизм развивал ее опираясь на такую базу, которая является полностью неприемлемой, и в конечном итоге дискредитировал само чувство национальной гордости. Итак, главный вопрос для венгров: которое из них ненавидеть больше: коммунизм или нацизм, но лучше всего ненавидеть их обоих одинаково, и тогда это может нас уберечь от большой беды, и мы сможем встать на почву умеренной национальной гордости, откуда могут вырасти результаты.
Дискуссия о Национальной программе базового образования (NAT) также об этом, то есть дискуссия вокруг Национальной программы базового образования также об этом. Дискуссия ведется не о вопросах техники образования, хотя тема наверное имеет и такое измерение, мы согласны, а вопрос в том, что хотим привить нашим детям в процессе воспитания? Хотим ли мы привить им чувство гордости, стремление к результативности, чувство собственной, личной, семейной и национальной гордости или учить их истории проигранных войн, что, несомненно, является важной информацией, но никак не может быть основой учебной программы. В основе должно быть то, что спустя сто лет, завершая этот раздел своего выступления, спустя сто лет, потеряв две трети территории и 60 процентов населения, мы стоим здесь, и говорить о том, как защитить наш успех в течение следующих десяти лет. Мы должны в основном научить этому, не отрекаясь, конечно, от наших неудач.
Возвращаясь к сути своего выступления. Что же следует из всего сказанного выше? Исходя из этого, я считаю, что все, что мы могли определить как фактор успеха оставшихся позади десяти лет, должно быть защищено в течение следующих десяти лет. Кажется, глава Центрального банка тоже это имел ввиду. Он сказал, что достигнутые балансы должны быть сохранены, а двигатели роста и наверстывания отставания должны быть приведены в движение. Конечно, здесь в политике всегда есть проблема – как нам оценивать результаты. Я предлагаю, поскольку в мировой экономике ожидается замедление, оценивать наши результаты не с точки зрения процентного роста, то есть удалось ли сохранить скорость, но с той, что удалось ли сохранить наше преимущество в скорости перед другими. Поэтому интересно не то, какой процент роста будет в венгерской экономике – это хоть и немаловажно, но не имеет решающего значения – а то, что по сравнению с другими смогли ли мы защитить преимущество в скорости наверстывания отставания, преимущество в скорости. Здесь у нас два варианта. Министр финансов более осторожен, он говорит о 2-х процентном преимуществе роста, я тоже стою обеими ногами на земле, поэтому я думаю, что уже и это было бы неплохо, но президент Центрального банка, чья задача в том, чтобы увлечь нас за собой, он уже говорит о 3-х процентном росте. А в то время, когда он был еще министром в 2000-2001 годах, я научился у него, тому, что любой, кто не имеет целей в области невозможного, не достигнет своих целей и в мире возможного. Вот более-менее то, что я хотел сказать, так что цель в 3 процента – неплохая идея, но стоит нам заранее договориться, что даже 2 процента нас вполне устроят, если нам удастся этого достичь.
Что это сейчас значит, уважаемые Дамы и Господа? Это означает, и это менее радостная часть того, что я должен сказать, что мы должны быть готовы к «брутальным», жестоким, переменам. Я видел представленный здесь график министра финансов, который я получил и от руководителей крупных венгерских компаний день или два назад примерно в той же разбивке: «Возможные последствия коронавируса по сценариям a), b) и c)». Я думаю, что a) и b) спокойно можно выбросить, их нет, существует только сценарий c). Таким образом нам нужно подготовиться к пандемии. Нам нужно понять, что такое пандемия и каковы будут ее последствия для нас. Я хотел бы сказать вам, что даже если меня пригласили не для того, чтобы раздавать советы, пусть каждый будет готов к тому, что он должен будет выйти из своей зоны комфорта. Эти десять лет были хорошими, мы хорошо продвинулись, в целом они и выглядят хорошо, но если мы будем делать только столько же и только то же самое в следующие десять лет, как и в предыдущие десять лет, Вы будете разорены. Национальная экономика тоже окажется в беде, но и Вы, каждый индивидуально, поверьте мне, будет разорен. Таким образом, в течение следующих десяти лет – и для этого коронавирус теперь является лучшим стимулом – Вы, безусловно, должны будете делать многое по-другому. Зона комфорта должна быть покинута уже сейчас, в краткосрочной перспективе. Я ожидаю, что будет пандемия. Вчера я собрал наших ученых и тех, кто руководит наукой, президента Академии наук, министра Палковича, ректора Медицинского университета и т. д., нас было немало, и нам пришлось осознать, что вакцины не будет. Или, если бы вакцина была открыта завтра утром, завтра утром или сегодня, то ее привлечение в борьбу с болезнью потребовало бы никак не менее года. Один год! Таким образом, надо быть готовым к тому, что психологическая неопределенность, вызванная отсутствием вакцины, не исчезнет, потому что это следует из всех фактов. Поскольку правы те, кто говорит, что в год от гриппа умирает больше людей, чем вероятно умрут от коронавируса, это, может быть, и правда, но в отношении гриппа у нас есть вакцина. У человека есть чувство безопасности в том плане, когда возникает большая проблема, наука уже может предложить мне что-то, чтобы помочь. Проблема с этим сейчас в том, и именно это в первую очередь повлияет на Вашу экономику и на Ваш бизнес, что мы брошены на произвол судьбы, что мы беззащитны. Нет вакцины, и если возникнет проблема, нам некуда обратиться. Конечно, есть несколько лекарств, о которых ученые считают, как и вчера я мог услышать, что в тяжелых случаях они немного помогают, но вакцины, специально разработанной для этого вируса, не существует. Чувство неуверенности, что может случиться беда, и в случае беды, я не смогу защитить себя, будет с нами в ближайшие месяцы. И именно это, я думаю, в первую очередь и будет влиять на экономическую деятельность, а не то, сколько людей вышло на работу, а сколько – нет, очевидно, это также имеет значение, как и «supply chain», или как вы ее называете, эта цепочка поставок, которая на производственных предприятиях вызывает всевозможные трудности в особенности в системе « just in time » [точно в срок], поставки, конечно, не приходят, но гораздо более серьезная проблема в том, что мы все считаем себя беззащитными. Теперь мы знаем, что вирус поражает только определенные группы населения, сейчас, но мы не знаем, что будет завтра и послезавтра. И, конечно, человек в первую очередь беспокоится о своих детях. Сейчас он рад, что они не подверглись нападению со стороны коронавируса, но мы не знаем, подвергнутся ли они нападению в будущем. Таким образом, это чувство неуверенности, которое в основном порождает защитную позицию –, человек не выходит, старается быть более осторожным – , эта позиция сохраняется. То настроение, которое необходимо для экономического процветания, – подайте мне хоть льва; не теряйте время, воспользуйтесь вашим шансом –, оно настолько чуждо сегодняшней реальности, что трудно даже выразить. И это останется неизменным. И если мы посмотрим на Китай как на страну, которая, кажется, сможет обуздать инфекцию, которая распространилась с их территории, потому что все говорят, что, как будто там она была уже обуздана, если рассчитать, потребовалось пять-шесть месяцев от появления до остановки распространения вируса. Они еще не в конце, только линия графика опустилась. Пять-шесть месяцев здесь означает июнь, когда после пика начнется спад. Это значит июнь! Так что туристическому сезону в этом году – «крышка». Мы должны учесть, что всем им – конец. Любой, кто каким-либо образом – логистика, туризм или что-то еще – сильнее обычного связан с настроением, готовностью людей путешествовать, с их мобильностью, должен ожидать серьезных экономических спадов. К этому следует подготовиться и сделать рассчеты. Конечно, вчера, до того, как прийти сюда, поздно вечером с президентом Центрального банка и министром экономики у нас была встреча после разговора с учеными, чтобы мы могли сделать выводы для экономики из всего того, что я сейчас вам скажу. Мы не стали намного умнее, хотя нас и было несколько человек, но вину в этом мы возлагаем не на самих себя, а на ситуацию.
Дело обстоит так, что мы рассчитываем, что Вы…, и ваша палата должна сыграть в этом очень важную роль, я думаю, что вы будете в середине и конце апреля в том положении, чтобы иметь возможность точно сказать правительству, какие конкретные убытки понесет ваша отрасль. Сейчас вы видите, что мы еще только нащупываем вещи, ищем очертания вещей, не можем сказать… , называем макроэкономические цифры, но я не знаю, что с ними делать; если Вы надеетесь на помощь от экономической политики, – и мы готовы к этому, потому что правительство для того и существует, чтобы в эти моменты помочь Вам пережить эти трудные времена –, то вы должны быть способны точно сказать нам, какой отрасли, при помощи каких именно инструментов, как именно можно помочь пережить этот трудный момент. Это должны сказать Вы. Ни министр финансов, ни министр экономики не смогут в этом разобраться. Здесь нам нужна «наземная» обратная связь. Она у Палаты, эти знания у Вас. Поэтому я ожидаю – сейчас середина марта, я думаю, что вы также вряд ли сейчас видите точные последствия, но – к середине-концу апреля, думаю, вы должны увидеть их, а правительство до конца апреля должно получить от Палаты документ, в котором написано, что в таких-то и таких-то секторах есть такая-то проблема таких-то размеров, и мы хотели бы попросить такие-то и такие-то инструменты для ее решения. И я помогу, правительство поможет, президент Центрального банка, министр финансов, безусловно, помогут. Я просто хочу сказать, что это сегодняшнее явление будет иметь последствия такого типа, которые можно исправить не макроэкономическими шагами, а целевыми отраслевыми программами. Поэтому мне нужно знать, лица, принимающие решения, должны точно знать, что, к примеру, в чем проблема в отрасли туризма, каковы масштабы этой проблемы, и какими средствами, инструментами, если таковые имеются, можно исправить ситуацию. Инфраструктура и так далее, энергетический сектор, я мог бы далее перечислять сектора экономики. Все они должны быть проверены. И я думаю, что мы создадим для этого все финансовые условия. Открываю скобки; очевидно, что нам необходимо изменить структуру бюджетов на 2020 и 2021 годы; на 2020 год, который уже начался, – полностью, а на 2021 год мысленно наметить изменения, в этом даже не может быть и вопроса, нам нужно создать фонды в размере миллиардов евро для стимулирования экономики, оказания помощи и коррекции. Это будет отнюдь не легко. Это потребует от каждого определенного вклада, какого и каким образом его внести – все это мы обсудим, когда это будет актуально. Никто не останется в стороне от этого, органы местного самоуправления, секторальные области, все примут в этом участие, потому что каким-то образом мы должны обеспечить, чтобы экономический спад не достиг таких крупных размеров, как в 2008–2009 годах, а остался в тех пределах, в которых мы сможем сохранить наше преимущество по скорости перед Европейским Союзом. Потому что – не случайно я так подробно об этом говорил – мы не откажемся от этого преимущества. Таким образом, венгерская экономика должна расти по крайней мере на 2 процента быстрее среднего показателя по Евросоюзу, а если это возможно, как президент Центрального банка сказал: на 3 процента быстрее. Это потребует целевого, отраслевого, кризисного управления, специальных инструментов преодоления кризиса. Мы создадим для этого финансовые ресурсы. Это будет непросто, но мы их создадим, однако, чтобы их рационально использовать, не просто вливать деньги в экономику, но чтобы деньги попали именно в тот сектор, где они нужны, и при помощи необходимых для этого инструментов, Палата в предстоящем периоде должна выступить в роли одного из тех, кто формирует экономическую политику, дорогой Ласло, и мы конечно рассчитываем на то, что Ты предоставишь нам информацию, необходимую для принятия правительственных решений.
И если всего этого было бы недостаточно, у нас на плечах еще и этот Брекзит, и хоть он и отвлекает нашу мысль от краткосрочного кризисного управления, все же позвольте мне коснуться его всего лишь одним предложением. Последствия Брекзита будут проявляться не в экономике, а в области промышленной политики. Пока мы здесь тихо сидели и Вы терпеливо слушали нас, за что мы Вам благодарны, Европейский Союз в 12 часов дня заявил о своих новых взглядах на промышленную политику. За это мы вряд ли их поблагодарим. По этому материалу уже видно, что британцы покинули Европейский Союз. В нем такие словосочетания, как справедливое налогообложение, и я мог бы перечислить немало других примеров: все, что влияет на наше конкурентное преимущество, и влияет неблагоприятно, все это содержится в этом тексте, или, по крайней мере, в предпоследних его черновых вариантах, я и сам прочитаю его только во второй половине дня. Я хочу лишь отметить то, что Европейский Союз покинули британцы, которые принадлежат к ориентированной на рынок нации, со здоровым образом мышления, к нации, которая, вероятно, эффективнее всех способна мыслить об экономике, то есть принадлежат к англо-саксонскому миру; британцы вышли, и тем самым в Евросоюзе мы потеряли очень важного партнера, преданного идеям конкурентоспособности, роста и развития, тем самым лишились важного противовеса чуждым нам подходам с социалистическими чертами или даже просто подходам социалистического типа. Опасаюсь, что мы увидим проявление этого и в промышленной политике. Таким образом, Брекзит отразится на нас не путем своего прямого экономического влияния, а, скорее, через свои косвенные последствия таким образом, что в рамках Евросоюза ослабнет лагерь тех, кто привержен конкурентоспособности, следовательно изменится и наше пропорциональное отношение к странам с социалистическим подходом к экономике, стремящихся к государственному перераспределению. Баланс изменился, и это для нас не очень хорошая новость. Все это нужно переосмыслить. Более того, тем самым, что англосаксы, британцы вышли из Евросоюза, был восстановлен старый геополитический мировой порядок, когда мы рассматривали мир, не в понятиях континентов, как мы это делали еще вчера, где были Китай, Соединенные Штаты и Европейский Союз, а сейчас есть англосаксы, есть континент с доминирующей страной, и есть азиаты. Это принесет совершенно новую конфигурацию, которая для политиков является серьезным интеллектуальным вызовом. Это не тема сегодняшнего выступления, просто хотелось бы напомнить, что, в то время, когда существует коронавирус, когда в Евросоюзе происходят политические изменения, то, что мы собираемся делать нам также необходимо интерпретировать в контексте глобального изменения миропорядка. В чем вы можете больше всего помочь с Вашей собственной точки зрения и с точки зрения всей страны, это как можно скорее оценить текущее положение ваших компаний и отраслей, постараться спрогнозировать и оценить последствия возникших угроз, и передать эту информацию через Палату нашему правительству, чтобы эта информация была интегрирована в планы правительства по управлению кризисом.
Очевидно, что мы должны объявить план экономических действий, я думаю, что мы сможем это выполнить. Я уже говорил о том, что нам не следует бояться сложных ситуаций. Мои замечания о нависших угрозах, возможно, получились немного драматичными. Чтобы повысить нашу уверенности в себе расскажу, что мое поколение – то есть та ее часть, которая любила бокс – выросло на традициях двух школ. Ключевым моментом был всегда финальный поединок чемпионата Венгрии среди тяжеловесов, которого мы ожидали в течение всего года; у нас было два великих героя. Я помню, одного из них звали Шомоди, из клуба «Хонвед», а другого звали Эдёч, из клуба «Уйпешт». Шомоди был двухметровым гигантом, настоящим силачом, навешивал можные прямые удары, а Эдёч был ростом поменьше, даже казался немного с лишним весом, но он был чрезвычайно умным боксером, который умело выпутывался даже из самых трудных ситуаций. И я всегда болел за Эдёча... Пусть это вселит в нас уверенность на предстоящий период. Правительство найдет выход из этой сложной ситуации, а вас я просто хочу попросить, как «рингмастеров», помочь нам в этой работе
Благодарю за внимание!